Феодосийская палитра Серебряного века
Начало ХХ века
Серебряный век
Применяемое к рубежу XIX–XX столетий понятие «серебряный век» — одно из основополагающих для описания истории русской культуры. Сегодня ни у кого не может возникнуть сомнений в положительной (можно даже сказать «благородной», как само серебро) окраске этого словосочетания.
Это был исключительно творческий период в истории русской поэзии, наравне с Золотым веком столетием ранее. Термин "Серебряный век" был впервые предложен философом Николаем Бердяевым, но так называть эту эпоху в литературе стало принято только в 1960-х годах. В отличие от Золотого века, женщины-поэты и писательницы оказали значительное влияние на движение, и Серебряный век считается началом официального академического и общественного признания женщин-литераторов в русской литературной сфере.
“В эти годы России было послано много даров... Вместе с тем, русскими душами овладели предчувствия надвигающихся катастроф. Поэты видели не только грядущие зори, но и что-то страшное, надвигающееся на Россию и мир”.
Николай Бердяев
И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл...
Анна Ахматова
Серебряный век – период высокой поэзии, сильных эмоций, мистических пророчеств и символов - переломный этап русской поэзии, начинался в смутное время смены веков, предреволюционного брожения умов, предчувствия войны, кризиса власти. Серебряный век русской культуры считается одной из самых утончённых эпох. С. Маковский его охарактеризовал так: «Век мятежный, богоищущий, бредящий красотой».
Феодосийский Парнас
В литературной истории Крыма Феодосия занимает особое место. Пожалуй, нет такого другого крымского города, в котором бы так интенсивно в первой четверти XX века процветала литературно-художественная жизнь, вписавшая славные страницы не только в культурную историю полуострова, но и ставшая неотъемлемой частью истории общероссийского литературного процесса. Феодосия в лихолетье трех революций в стране, Первой мировой войны, распада четырех великих империй, Гражданской войны, интервенции, белого и красного террора, голода, эпидемий, бесчинств для многих людей искусства стала добрым приютом.
Эмилий Львович Миндлин
12(25) мая 1900 — между 25 мая и 5 августа 1981
12(25) мая 1900 — между 25 мая и 5 августа 1981
С 1919 по 1921 год писатель жил в Феодосии, участвовал в Феодосийском литературно-артистическом кружке (ФЛАК). Ровеснику века в то время было всего 19 лет. В своих воспоминаниях Миндлин писал:
"В 1919 г. я переехал в Крым, в Феодосию, и здесь завел знакомство с обосновавшейся возле Феодосии — в Коктебеле — литературной колонией, которую возглавлял… поэт-символист и художник Максимилиан Волошин".
К Миндлину обращено стихотворение М. Цветаевой "Прямо в эфир" (1921).
Писал о социалистическом строительстве в СССР, а также произведения для детей, статьи о литературе и театре, мемуары. Но в 1955 году был арестован, с 1956 года - в ИТУ. Реабилитирован в 1971 году.
"В 1955 году, перед самой хрущевской “оттепелью”, на Лубянке допрашивали писателя Эмилия Львовича Миндлина, арестованного за антисоветские разговоры. Копали глубоко. Писатель был словоохотлив, и протокол допроса превратился в своеобразный мемуар. Своим учителем в литературе Миндлин называл поэта Максимилиана Волошина" ( Шенталинский В. Осколки Серебряного века).
"В 1919 г. я переехал в Крым, в Феодосию, и здесь завел знакомство с обосновавшейся возле Феодосии — в Коктебеле — литературной колонией, которую возглавлял… поэт-символист и художник Максимилиан Волошин".
К Миндлину обращено стихотворение М. Цветаевой "Прямо в эфир" (1921).
Писал о социалистическом строительстве в СССР, а также произведения для детей, статьи о литературе и театре, мемуары. Но в 1955 году был арестован, с 1956 года - в ИТУ. Реабилитирован в 1971 году.
"В 1955 году, перед самой хрущевской “оттепелью”, на Лубянке допрашивали писателя Эмилия Львовича Миндлина, арестованного за антисоветские разговоры. Копали глубоко. Писатель был словоохотлив, и протокол допроса превратился в своеобразный мемуар. Своим учителем в литературе Миндлин называл поэта Максимилиана Волошина" ( Шенталинский В. Осколки Серебряного века).
Валерий Яковлевич Брюсов
1 [13] декабря 1873 — 9 октября 1924
1 [13] декабря 1873 — 9 октября 1924
Император символизма Валерий Брюсов впервые посетил Феодосию с семьей в середине июня 1898 года Однако «город Айвазовского» произвел на них удручающее впечатление. Торгово-портовая суета напомнила поэту знакомую купеческую обыденность центральных городов России, и они с женой буквально бежали домой, горько сожалея, что им так мало удалось побыть на ЮБК. Во время последней поездки в 1924 г. поэт встретился с Волошиным. В его коктебельском доме было весело — множество гостей, игры, маскарады. Время пролетало незаметно. Радушному хозяину Брюсов посвятил шуточные строки:
«И тщетна баснь, что древний Карадаг
Изверженец давно былого мира:
Тобой творен он, и ты рад, о маг,
Скрыть божество в безликий столп кумира».
Василий Эдуардович Дембовецкий
28 ноября [10 декабря] 1883 — 6 мая 1944
28 ноября [10 декабря] 1883 — 6 мая 1944
Поэт, ученый, педагог родился в городе Александровске Екатеринославской губернии (ныне г. Запорожье). Окончил Санкт-Петербургский университет с дипломом I степени со званием кандидата филологических наук. Учительствовал в Павлограде, однако открылся туберкулез. Так Василий Дембовецкий очутился в Феодосии, где «застрял» на 15 лет. С 1911 года он начал работать в частной женской гимназии В. Гергилевич, одновременно читая лекции по русской и зарубежной литературе в учительском институте, в институте народного образования и в народном университете Феодосии. В 1914 году 30-летний поэт издал первый сборник стихов «Волокна и ткани», куда вошли 137 посвящений, любовная и пейзажная лирика, философские размышления. Дембовецкий принимал живое участие в новообразованных литературных объединениях - "Киммерика" и ФЛАК. В 1916 вышла его вторя книга — «Тридцать столетий назад», посвящённая сравнению Троянской войны и шедшей тогда Первой мировой.
Благой Дмитрий Дмитриевич
28 января (9 февраля) 1893 - 14 февраля 1984
28 января (9 февраля) 1893 - 14 февраля 1984
Литературовед, специалист в области истории русской литературы. «Живой легендой» назвал Д. Д. Благого автор изданной Гарвардским университетом книги «Newton and Russia» Валентин Босс. Академик Д. С. Лихачёв считал его «одним из основных создателей советского литературоведения». В 1913 г. Д.Д. Благой поступил на историко-филологический факультет Московского университета, а через год в 1914 г., в связи с переездом семьи в Харьков, перевелся на тот же факультет Харьковского университета и окончил его по отделению славяно-русской филологии в 1919 г. По окончании университета, Д. Д. Благой отправился в Крым и работал в Феодосии, сначала преподавателем русской литературы в женской гимназии (1919-1920), а затем – заведующим Отделом внешкольного образования (1920-1922). Одновременно Благой посещал занятия литературно-артистического кружка ФЛАК и писал стихи. Стихи Дмитрия Благого ценила Анастасия Цветаева. Согласно документальным данным, Д. Д. Благой помогал в публикации книги А. И. Цветаевой.
Мария Павловна Кудашева (урожденная Кювилье)
9 (21) мая 1895 — 27 апреля 1985
9 (21) мая 1895 — 27 апреля 1985
В первом замужестве вышла за князя Сергея Кудашева, племянника философа Николая Бердяева, а во втором - стала женой французского писателя Ромена Ролана. Мария Павловна была известна в русских литературных кругах как Майя Кудашева. В 1912 и 1913 годах Майя посещала дом Максимилиана Волошина в Коктебеле. Она дружила с Максом Волошиным, Мариной Цветаевой, Борисом Пастернаком, Вячеславом Ивановым, Ильей Эренбургом.
В 1920 году ее муж, князь Сергей Кудашев, воевавший в составе Белой армии погиб. Майя вместе с сыном и Асей Цветаевой помчались спасаться к Максу Волошину, в Коктебель. Макс ходил понурый, голодный, растерянный и ничем не мог им помочь. Молодые женщины уехали в Феодосию. Ее стихи вошли в сборник «Ковчег» (Феодосия, 1920). Влюбленность Мандельштама не помешала ему в 1923 г. высказать вполне критическое суждение о поэтическом творчестве Марии Кудашевой.
Облик Майи Кювилье в молодости описан в стихотворении М. А. Волошина 1913 г. «Твой детский взгляд улыбкой сужен, // Недетской грустью тронут рот…».
В 1920 году ее муж, князь Сергей Кудашев, воевавший в составе Белой армии погиб. Майя вместе с сыном и Асей Цветаевой помчались спасаться к Максу Волошину, в Коктебель. Макс ходил понурый, голодный, растерянный и ничем не мог им помочь. Молодые женщины уехали в Феодосию. Ее стихи вошли в сборник «Ковчег» (Феодосия, 1920). Влюбленность Мандельштама не помешала ему в 1923 г. высказать вполне критическое суждение о поэтическом творчестве Марии Кудашевой.
Облик Майи Кювилье в молодости описан в стихотворении М. А. Волошина 1913 г. «Твой детский взгляд улыбкой сужен, // Недетской грустью тронут рот…».
Вениамин Симович Бабаджан
10 [22] сентября 1894 — 27 ноября 1920, Феодосия
10 [22] сентября 1894 — 27 ноября 1920, Феодосия
Автор трех сборников стихов и ряда поэтических публикации родился в 1894 году в Одессе в караимской семье. Учился на юридическом факультете Новороссийского университета. С лета 1914 года до весны 1918 года служил прапорщиком в действующей армии. В 1918 году возобновил занятия в университете. С конца 1919 года — в рядах в Добровольческой армии Вооруженных сил Юга России. Командовал 7-й отдельной телеграфной ротой Войск Новороссийской области.
После взятия Феодосии Бабаджан подобно многим другим белогвардейским офицерам был арестован. 27 ноября 1920 года по постановлению тройки особого отдела 13-й армии приговорён к расстрелу.
После взятия Феодосии Бабаджан подобно многим другим белогвардейским офицерам был арестован. 27 ноября 1920 года по постановлению тройки особого отдела 13-й армии приговорён к расстрелу.
Александр Викторович Цыгальский, "полковник-поэт"
1880 – 21 сентября 1941
1880 – 21 сентября 1941
Родился в Санкт-Петербурге, военный инженер, преподавал в петербургских военных училищах и Морском корпусе. Автор книг по военному делу. Служил в Добровольческой армии (1919). В 1920 – начальник контрразведки в Феодосии.
Спас от неминуемого расстрела Мандельштама.
Увлекался поэзией, «близко знал М. Цветаеву, М. Волошина, О.Э. Мандельштама». Выведен в очерке О. Мандельштама «Барма закона».
«Встретил меня полковник-поэт Цыгальский. В Петрограде он где-то преподавал, читал публичные лекции о Ницше и Максе Штирнере, к деникинцам относился иронически, писал ужасающие стихи и отлично знал германскую философию. Жил он с больной сестрой. В его комнате на шкафу неподвижно сидел живой орел. Крылья орла были подрезаны, летать он не мог и лишь изредка поворачивал голову».
В Феодосии (1920) издал сборник стихов «Душа русского гражданина (Избранные стихи 1911–1920)», где одно стихотворение посвящено А.И. Цветаевой.
Эмигрировал сначала в Болгарию, потом в США.
Спас от неминуемого расстрела Мандельштама.
Увлекался поэзией, «близко знал М. Цветаеву, М. Волошина, О.Э. Мандельштама». Выведен в очерке О. Мандельштама «Барма закона».
«Встретил меня полковник-поэт Цыгальский. В Петрограде он где-то преподавал, читал публичные лекции о Ницше и Максе Штирнере, к деникинцам относился иронически, писал ужасающие стихи и отлично знал германскую философию. Жил он с больной сестрой. В его комнате на шкафу неподвижно сидел живой орел. Крылья орла были подрезаны, летать он не мог и лишь изредка поворачивал голову».
В Феодосии (1920) издал сборник стихов «Душа русского гражданина (Избранные стихи 1911–1920)», где одно стихотворение посвящено А.И. Цветаевой.
Эмигрировал сначала в Болгарию, потом в США.
Георгий Аркадьевич Шенгели
20 мая [1 июня] 1894 — 15 ноября 1956
20 мая [1 июня] 1894 — 15 ноября 1956
Поэт, переводчик, критик, филолог-стиховед. После смерти родителей был взят на попечение бабушкой и жил у неё в Керчи. С 1909-го сотрудничал в газетах «Керчь-Феодосийский курьер», «Керченское слово» и других. В Коктебеле у Максимилиана Волошина Георгий студентом юридического факультета (Московский и Харьковский университет) впервые появился весной 1917 года, потом - осенью 1918-го уже дипломированным. Оба поэта сразу сошлись на переводах французских парнасцев, любви к Восточному Крыму. В Харькове, где жил тогда Шенгели, выходит вскоре его статья о поэзии Волошина, выражающая несомненный интерес и восхищение младшего поэта старшим. После выхода волошинского сборника «Иверни» в 1918 году опубликовал статью о Коктебеле, его обитателях и «хозяине места» – «Киммерийские Афины».
Весной 1919-го Шенгели был назначен в Севастополь «комиссаром искусств». Летом, после эвакуации Крыма, вынужден был скрываться; с фальшивым паспортом, выданным Севастопольской парторганизацией, пробрался в Керчь, а осенью – в Одессу.
Весной 1919-го Шенгели был назначен в Севастополь «комиссаром искусств». Летом, после эвакуации Крыма, вынужден был скрываться; с фальшивым паспортом, выданным Севастопольской парторганизацией, пробрался в Керчь, а осенью – в Одессу.
Художественная колония для поэтов, ученых и художников
Дом Поэта
Коктебель - это поэт Волошин, Дом Поэта, его друзья, соседи - русские интеллигенты, искусство Серебряного века, дух творчества и страсти. В начале ХХ века у литераторов, художников, ученых сложилась традиция отдыха в Коктебеле, и маленький курортный поселок стал местом притяжения поклонников и ценителей поэзии. Коктебель начала ХХ века - это особый стиль жизни, общения, мировосприятия и широкие объятия гостеприимства. Коктебель эпохи Серебряного века - это атмосфера, это состояние души, это легенда.
"Коктебель не сразу вошел в мою душу: я постепенно осознал его как истинную родину моего духа. И мне понадобилось много лет блужданий по берегам Средиземного моря, чтобы понять его красоту и единственность".
Максимилиан Волошин. Автобиография
На самом берегу моря Максимилиан Волошин сумел создать Дом Поэта, превратив небольшой дачный поселок Коктебель в "один из культурнейших центров не только России, но и Европы". Волошин создавал его как «художественную колонию для поэтов, ученых и художников».
В трехэтажном здании, со всех сторон оплетенном лестницами, балкончиками и галереями, должны были быть и просторный зал для приемов, и плоская крыша, с которой темными южными ночами можно было наблюдать звезды, и библиотека, и мастерская художника (с 1902 года Волошин пишет маслом, а десяток лет спустя появляются его замечательные акварели), и, разумеется, комнаты для гостей - друзей, художников и поэтов, и просто интересных собеседников. В нем изначально все задумывалось так, чтобы гостей размещалось побольше и чтобы отдыхалось и работалось им поудобнее. Не случайно из 22-х комнат дома более 15 отводилось для гостей, заезды которых начались еще до его реконструкции. Приезжие, как правило, обитали на первом этаже, где, как соты, располагались маленькие комнаты. Каждого гостя Волошин старался поселить отдельно.
Проживали все бесплатно. Когда гостей случалось много, хозяин размещал их и на втором этаже, то есть на своей половине. Одна из комнат долго сохраняла название «гумилевской» — в ней останавливался Николай Гумилев в 1909 году. Чердак дома любили многие - К. Бальмонт, В. Брюсов, Вс. Рождественский, А. Белый.
В трехэтажном здании, со всех сторон оплетенном лестницами, балкончиками и галереями, должны были быть и просторный зал для приемов, и плоская крыша, с которой темными южными ночами можно было наблюдать звезды, и библиотека, и мастерская художника (с 1902 года Волошин пишет маслом, а десяток лет спустя появляются его замечательные акварели), и, разумеется, комнаты для гостей - друзей, художников и поэтов, и просто интересных собеседников. В нем изначально все задумывалось так, чтобы гостей размещалось побольше и чтобы отдыхалось и работалось им поудобнее. Не случайно из 22-х комнат дома более 15 отводилось для гостей, заезды которых начались еще до его реконструкции. Приезжие, как правило, обитали на первом этаже, где, как соты, располагались маленькие комнаты. Каждого гостя Волошин старался поселить отдельно.
Проживали все бесплатно. Когда гостей случалось много, хозяин размещал их и на втором этаже, то есть на своей половине. Одна из комнат долго сохраняла название «гумилевской» — в ней останавливался Николай Гумилев в 1909 году. Чердак дома любили многие - К. Бальмонт, В. Брюсов, Вс. Рождественский, А. Белый.
Особую популярность приносит Коктебелю открывшаяся в конце июля 1912 года кофейня "Бубны", которую содержал грек Александр Синопли. Авторы предложили назвать лавочку «Бубны» (от выражения «Славны бубны за горами», которое означает, что неизвестное всегда представляется нам хорошим). Это название отсылает к названию объединения «Бубновый валет» (самое крупное творческое объединение раннего авангарда, существовавшее с 1911 по 1917 год, в деятельности которого принимали участие Белкин и Лентулов; их деятельность защищает М. Волошин). "Бубны" стали местом встреч творческого общения молодых «коктебельцев». В нем царила особая артистическая атмосфера. Внутри и снаружи помещение было расписано М.А. Волошиным, А.В. Лентуловым, В.П. Белкиным, при участии А.Н. Толстого, который придумал к рисункам шуточные подписи.
В августе 1912 г. «Феодосийская газета» не без ехидства сообщала: «У самого берега моря стоит деревянная постройка, привлекающая внимание туристов. Постройка сама по себе ничего интересного не представляет: обыкновенный ярмарочный балаган; приспособлена она под лавку, а Александр Георгиевич Синопли: конечно, грек, конечно, душа человек, и, конечно, самый лучший курортный собеседник за чашкой черного турецкого кофе. Называется лавочка эта очень громко и даже по-столичному: кафе "Бубны". Окрестили ее так петербургские и московские гости: художники и писатели, которые тщательно "разукрасили" все четыре стены и простенки своими "произведениями". Имена почтенных и талантливых авторов держатся в секрете, но все почему-то знают, "смутно догадываются", называют и уверяют, что это — дело рук М. Волошина, графа А. Толстого, и художников Белкина и Лентулова. Стены разрисованы под вывески, и каждое художество сопровождается пояснительным текстом, и, конечно, в стихах...".
В августе 1912 г. «Феодосийская газета» не без ехидства сообщала: «У самого берега моря стоит деревянная постройка, привлекающая внимание туристов. Постройка сама по себе ничего интересного не представляет: обыкновенный ярмарочный балаган; приспособлена она под лавку, а Александр Георгиевич Синопли: конечно, грек, конечно, душа человек, и, конечно, самый лучший курортный собеседник за чашкой черного турецкого кофе. Называется лавочка эта очень громко и даже по-столичному: кафе "Бубны". Окрестили ее так петербургские и московские гости: художники и писатели, которые тщательно "разукрасили" все четыре стены и простенки своими "произведениями". Имена почтенных и талантливых авторов держатся в секрете, но все почему-то знают, "смутно догадываются", называют и уверяют, что это — дело рук М. Волошина, графа А. Толстого, и художников Белкина и Лентулова. Стены разрисованы под вывески, и каждое художество сопровождается пояснительным текстом, и, конечно, в стихах...".
«Бубны» сразу же стали одним из центров коктебельской литературно-художественной колонии. среди гостей кафе были: Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Максим Горький, Алексей Толстой, Владислав Ходасевич, Корней Чуковский, и, конечно же, Максимилиан Волошин.
"... Дом на берегу был переполнен веселым громким народом, и мы с Верой рассматривали его с берега. Потом побрели по пляжу к кафе «Бубны». Этот деревянный сарай на берегу моря получил свое название от пословицы «Славны бубны за горами». Правда, это не обыкновенный сарай. Небрежно побеленные дощатые его стены покрыты карикатурами и стихами. У самых дверей нарисован растрепанный толстый человек в оранжевом хитоне, и [здесь же] две стихотворные подписи...
...На эстраде стоит Ходасевич... Под конец он прочел мрачные стихи о том, как он лежит в гробу и «она» робко подходит и кладет ему на грудь мешок со льдом. Публике понравился больше Мандельштам. Он, закинув голову, протяжно скандировал... Ему сочувственно хлопали. Потом, стоя рядом плечо к плечу, Марина и Ася Цветаевы читали стихи Марины. Стихи, полные «колыбелью юности», Москвой, обе юные и веселые.
После них читал Волошин. Для собравшихся здесь в большом количестве «нормальных дачников» надо было читать о любви... аплодировали много и громко. Сзади — чье-то ехидное хихиканье и слова: «Сорвал-таки Макс аплодисменты»..."
...На эстраде стоит Ходасевич... Под конец он прочел мрачные стихи о том, как он лежит в гробу и «она» робко подходит и кладет ему на грудь мешок со льдом. Публике понравился больше Мандельштам. Он, закинув голову, протяжно скандировал... Ему сочувственно хлопали. Потом, стоя рядом плечо к плечу, Марина и Ася Цветаевы читали стихи Марины. Стихи, полные «колыбелью юности», Москвой, обе юные и веселые.
После них читал Волошин. Для собравшихся здесь в большом количестве «нормальных дачников» надо было читать о любви... аплодировали много и громко. Сзади — чье-то ехидное хихиканье и слова: «Сорвал-таки Макс аплодисменты»..."
Елизавета Кривошапкина, (урожденная Редлих, 1897-1988), художник-график
Жарков, Евгений Игоревич. Страна Коктебель : культурные очаги : середина XIX - середина XX веков / Евгений Жарков. - Киев : Болеро, 2008. - 603, [4] с., [1] л. к. : ил., цв. ил., портр., факс.
На страницах книги раскрывается код уникального феномена – превращения географической точки на карте в духовный центр творческой интеллигенции. В свете обширного круга источников представлена история культурных очагов Коктебеля за сто лет. Главный герой книги – поэт и художник Максимилиан Волошин, стараниями которого создана сегодняшняя слава Коктебеля. Часть четвертая посвящена Дому Поэта.
Это уникальный труд о времени и судьбах "литературной колонии" Макса Волошина, о его знаменитых гостях. Здесь наиболее подробно приводится история литературно-музыкального кафе "Бубны".
Книга иллюстрирована редкими фотографиями начала ХХ век. Некоторые из них читатель увидит впервые.
Книгу в фонд Центральной городской библиотеки им. А. Грина передал автор с дарственной надписью в 2008 году.
Это уникальный труд о времени и судьбах "литературной колонии" Макса Волошина, о его знаменитых гостях. Здесь наиболее подробно приводится история литературно-музыкального кафе "Бубны".
Книга иллюстрирована редкими фотографиями начала ХХ век. Некоторые из них читатель увидит впервые.
Книгу в фонд Центральной городской библиотеки им. А. Грина передал автор с дарственной надписью в 2008 году.
Киммерика
"Литературно-художественное общество" - так назывался при создании первый организованный культурный центр предреволюционной Феодосии. Идея создания его возникла в начале 1913 года. 14 марта был утвержден его устав. Зачинатели общества - предводитель дворянства, отставной подполковник, городской судья, врач. Творческие связи провинциального городка помог организовать Максимилиан Волошин, возвратившийся из Парижа весной 1916 г.
Первое организационное собрание состоялось в помещении управления порта 12 октября 1916 г., на котором присутствовало до 130 человек. Были намечены четыре секции: литературная, драматическая, музыкальная и художественная. Цель общества была сформулирована так: "Содействовать распространению литературного и художественного образования в населении и среди своих членов, а также оказывать помощь лицам, посвятившим себя литературному труду и художественной деятельности".
22 октября 1916 г. в зале частной гимназии В. М. Гергилевич (своего здания у общества еще не было) состоялось первое публичное заседание литературной секции. В декабре общество нашло, наконец, собственное помещение - в доме Василия Федоровича Бычковского (1881-1955), заведовавшего хозяйством общества, в переулке против городских купален.
Теперь поэты, художники, артисты собирались в самом центре Феодосии, чуть в стороне от моря, в Купальном переулке, 1 (ныне пер.30-й Стрелковой дивизии). В рамках деятельности проходили литературные вечера, художественные выставки, любителями и силами членов общества ставились небольшие фрагменты из известных театральных постановок.В конце 1916 г. общество "Киммерика" возглавил известный журналист и крымовед, уважаемый в городе человек - Вениамин Давидович Гейман.
Литературно-артистический кружок «ФЛАК»
В разгар Гражданской войны (1919-1920) в Феодосии существовал литературно-артистический кружок («ФЛАК»), в который входили Богаевский, пейзажист-импрессионист Адольф Мильман, проживавший в Париже, феодосиец Мазес (Моисей Гурвич), расписавший подвал «ФЛАКа» персидскими миниатюрами, О. Э. Мандельштам, А. К Герцык, С. Я. Парнок, и, конечно, М. А. Волошин и другие. Возник по инициативе А.Самарина-Волжского (настоящее имя Арнольд Маркович Левинский (1880-1949), московского актера и режиссера), к осени 1919 года растерявшего свою небольшую группу. Кружок работал в арендованном сводчатом подвальчике одноэтажного здания на углу улиц Земской и Кирова (ул.Новая). Здание не сохранилось, на этом месте построена гостиница "Лидия". Концерты, лекции, вечера поэтов, капустники, выставки... И все это происходило в разгар Гражданской войны.
"Настоящим ноевым ковчегом было это кафе. Кто только здесь не бывал! Белогвардейцы, шпионы, иностранцы, артисты, музыканты. Какие-то московские, киевские, петроградские куплетисты, поэты, оперные певцы, превосходная пианистка Лифшиц-Турина, известный скрипач солист оркестра Большого театра Борис Осипович Сибор и певичка Анна Степовая, известные и неизвестные журналисты, спекулянты и люди, впоследствии оказавшиеся подпольщиками-коммунистами. Бывал здесь и будущий первый председатель Феодосийского ревкома Жеребин, и будущий член ревкома Звонарев, писавший стихи", - вспоминал Э. Миндлин.
Завсегдатаями ФЛАКа были феодосийские поэты: Федор Гиз, Василий Дембовецкий, Галина Полуэктова, Григорий Томилин. Навещали подвал писатель Андрей Соболь, поэт (известный литературовед) Дмитрий Благой, публицист Григорий Петров. Даже В.Вересаев, живший в Коктебеле крайне замкнуто, побывал во ФЛАКе.
ФЛАК закрылся еще до занятия Крыма советской властью. За небольшой период своего существования - всего один год - ФЛАК выпустил два литературных сборника "К искусству!" и альманах поэтов "Ковчег".
Завсегдатаями ФЛАКа были феодосийские поэты: Федор Гиз, Василий Дембовецкий, Галина Полуэктова, Григорий Томилин. Навещали подвал писатель Андрей Соболь, поэт (известный литературовед) Дмитрий Благой, публицист Григорий Петров. Даже В.Вересаев, живший в Коктебеле крайне замкнуто, побывал во ФЛАКе.
ФЛАК закрылся еще до занятия Крыма советской властью. За небольшой период своего существования - всего один год - ФЛАК выпустил два литературных сборника "К искусству!" и альманах поэтов "Ковчег".
Купченко В. П. Киммерийские этюды. События. Люди. Памятники / Владимир Купченко ; изд. и ред., сост. и авт. вступ. слова Д. А. Лосев. - Феодосия : Коктебель, 1998. - 175, [1] с. : фото ; 20 см. - (Библиотека альманаха "Крымский альбом" ; вып. 5). - Труды В. П. Купченко.: с. 148-163. - Указ. периодики: с. 164. - Имен. указ.: с. 165-169.
В сборник вошли очерки и статьи исследователя творчества Волошина и его окружения. Владимир Петрович Купченко был одним из главных создателей Дома-музея поэта в Коктебеле, а затем и его первым директором. Читатель познакомится с уникальными материалами о феодосийских литературных обществах первой четверти ХХ века - "Киммерика" и ФЛАК, о пребывании Мандельштама в Киммерии (так называл Коктебель Волошин).
Купченко Владимир Петрович. Жизнь Максимилиана Волошина : Документальное повествование / В.П. Купченко. - Санкт-Петербург : Издательство журн. "Звезда", 2000. - 400 с : фото. - (Русские поэты. Жизнь и судьба).
Владимир Купченко проделал колоссальную работу по изучению биографии и наследия М.А. Волошина. Книга разбита на главы по периодам жизни поэта - с 1900 по 1932 годы. Читатель окунется в атмосферу Феодосийской и Коктебельской атмосферы Серебряного века: работу литературных объединений, кофейни "Бубны", познакомится с гостями Максимилиана Волошина в Коктебеле, узнает об их взаимоотношениях. М. Волошин стал душой первого литературного общества Феодосии - ведь именно он написал вступление к "Очерку возникновения, организации и задач Общества", а также по его предложению Общество получило свое звучное название - "Киммерика". В приложении - стихи поэта. Книгу иллюстрируют фотографии из архивов автора.
Кудрова Ирма. Жизнь Марины Цветаевой до эмиграции : Докум. повествование / И.В. Кудрова . - Санкт-Петербург : Издательство журн. "Звезда", 2002. - 312 с. - (Русские поэты. Жизнь и судьба).
Книга охватывает первые тридцать лет жизни Марины Ивановны Цветаевой - до отъезда из Советской России в 1922 году. Это и был период Серебряного века. Автор приоткрывает завесу над некоторыми тайнами из жизни поэтессы - например, загадку отъезда Марины в Феодосию в конце сентября 1917 года, когда она не дождалась отпуска мужа или перевода его на Юг по службе, о чем хлопотал Волошин. Через восприятие Цветаевой читатель увидит и других поэтов Серебряного века в Феодосии и Коктебеле. Повествование расширено за счет материалов, ранее не публиковавшихся.
Альманахи ФЛАК
"В августе (1919 года), - вспоминал Эмилий Миндлин, - вышел первый номер альманаха "ФЛАК" - 16 страниц тонкой розовой бумаги! В этом шуршащем розовом альманахе - стихи Волошина, Мандельштама, Цветаевой, рассказ Вересаева и произведения нескольких местных поэтов".
Сохранился второй выпуск альманаха под броским названием "К искусству!", изданный в Феодосии в ноябре 1919 года. Его издателем значилось Правление Литературно-артистического кружка, а в редколлегию вошли известные в городе литераторы - Вениамин Гейман и Александр Цыгальский. В нём опубликованы стихи М. Волошина, А. Цыгальского, М. Цветаевой, О. Мандельштама и несколько прозаических произведений.
6 апреля 1920 года, за несколько месяцев до прихода Красной армии, в Феодосии тиражом в сто экземпляров вышел поэтический альманах "Ковчег". Это третье, после двух альманахов, издание ФЛАКа и самое значительное издание Феодосийского Литературно-Артистического Кружка, где объединились поэты Москвы и Крыма, Петербурга и Одессы. Редколлегия альманаха: В.Бабаджан, Э.Миндлин и А.Соколовский. Кроме них, среди авторов: Вениамин Бабаджан, Эдуард Багрицкий, Александр Блок, Максимилиан Волошин, Александр Гатов, Федор Гиз, Елена Кранцфельд, кн. Мария Кудашева, Осип Мандельштам, Эмиль Миндлин, Софья Панок, Галина Полуэктова, Александр Соколовский, гр. Томилин, Анатолий Фиолетов, Марина Цветаева, Александр Цыгальский, Георгий Шенгели, Илья Эренбург.
Член редколлегии Эмиль Миндлин вспоминал: «Откуда мы взяли деньги на издание?
Группа поэтов во главе с Осипом Мандельштамом устроили во ФЛАКе вечер "Богема". В нём участвовали все лучшие силы, собравшиеся тогда в Феодосии... Поэты ФЛАКа поручили Э. Миндлину и А. Соколовскому на вырученные с вечера 13 718 рублей издать литературно-художественный альманах. На эти-то деньги мы с Соколовским и выпустили феодосийский "Ковчег"».
Эти издания, тираж которых был мизерным, являются уникальными, в Крыму их можно найти лишь в фондах Дома-музея М. Волошина в Коктебеле.
Сохранился второй выпуск альманаха под броским названием "К искусству!", изданный в Феодосии в ноябре 1919 года. Его издателем значилось Правление Литературно-артистического кружка, а в редколлегию вошли известные в городе литераторы - Вениамин Гейман и Александр Цыгальский. В нём опубликованы стихи М. Волошина, А. Цыгальского, М. Цветаевой, О. Мандельштама и несколько прозаических произведений.
6 апреля 1920 года, за несколько месяцев до прихода Красной армии, в Феодосии тиражом в сто экземпляров вышел поэтический альманах "Ковчег". Это третье, после двух альманахов, издание ФЛАКа и самое значительное издание Феодосийского Литературно-Артистического Кружка, где объединились поэты Москвы и Крыма, Петербурга и Одессы. Редколлегия альманаха: В.Бабаджан, Э.Миндлин и А.Соколовский. Кроме них, среди авторов: Вениамин Бабаджан, Эдуард Багрицкий, Александр Блок, Максимилиан Волошин, Александр Гатов, Федор Гиз, Елена Кранцфельд, кн. Мария Кудашева, Осип Мандельштам, Эмиль Миндлин, Софья Панок, Галина Полуэктова, Александр Соколовский, гр. Томилин, Анатолий Фиолетов, Марина Цветаева, Александр Цыгальский, Георгий Шенгели, Илья Эренбург.
Член редколлегии Эмиль Миндлин вспоминал: «Откуда мы взяли деньги на издание?
Группа поэтов во главе с Осипом Мандельштамом устроили во ФЛАКе вечер "Богема". В нём участвовали все лучшие силы, собравшиеся тогда в Феодосии... Поэты ФЛАКа поручили Э. Миндлину и А. Соколовскому на вырученные с вечера 13 718 рублей издать литературно-художественный альманах. На эти-то деньги мы с Соколовским и выпустили феодосийский "Ковчег"».
Эти издания, тираж которых был мизерным, являются уникальными, в Крыму их можно найти лишь в фондах Дома-музея М. Волошина в Коктебеле.
“
Верно, что в альманахе было немало плохих стихов (в том числе и моих). Но были и очень хорошие: Максимилиана Волошина, Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама, Ильи Эренбурга, Софьи Парнок, стихи Эдуарда Багрицкого, которые Соколовский привез из Одессы. Видимо, это первый случай напечатания Багрицкого за пределами его родного города. Мы напечатали также стихи одесситов Вениамина Бабаджана, Анатолия Фиолетова и Елены Кранцфельд, стихи тогда уже небезызвестного на юге России Георгия Шенгели, и Майи Кудашевой, и некоторых других поэтов, дружески связанных с Коктебелем.
У меня хранится один-единственный экземпляр этого крошечного альманаха поэтов в 64 страницы, изданного в количестве всего... 100 экземпляров! Объявление в газете "Крымская мысль” гласило, что в продажу поступит только... 50 нумерованных экземпляров по 150 рублей за экземпляр. Остальные 50 экземпляров были распределены между участниками альманаха взамен гонорара и также распроданы через книжный магазин Ничепровецкой на Итальянской улице.
Здесь башнями пленяют генуэзскими
и стройными колоннами домов,
старинными тускнеющими фресками
и линиями нежными холмов.
Торгующие древними монетами
над полками скучают торговцы...
Спокойные мечети с минаретами,
и с статуями строгими дворцы...
С руинами и пышными чертогами
с смешением наречий и имен,
с мечетями, церквами, синагогами,
с легендами исчезнувших племен...
Уютные, приветливые гавани...
В них медленно колышутся суда,
рассказывая ласково о плаваньи...
И синяя, тяжелая вода...
Угадываю прошлое Киммерии,
истории героев, что прошли...
Отсюда ведь с столицами Империи
сугдейские сносились корабли!
и стройными колоннами домов,
старинными тускнеющими фресками
и линиями нежными холмов.
Торгующие древними монетами
над полками скучают торговцы...
Спокойные мечети с минаретами,
и с статуями строгими дворцы...
С руинами и пышными чертогами
с смешением наречий и имен,
с мечетями, церквами, синагогами,
с легендами исчезнувших племен...
Уютные, приветливые гавани...
В них медленно колышутся суда,
рассказывая ласково о плаваньи...
И синяя, тяжелая вода...
Угадываю прошлое Киммерии,
истории героев, что прошли...
Отсюда ведь с столицами Империи
сугдейские сносились корабли!
Максимилиану Волошину
Пусть все и вся, что я воспел до днесь,лишь плоть моя дворянская да спесь!
Провидя даль ничтожества и славы,
крушений гул и почести булавы,
и лавр, и терния, и мира дни,
«Да здравствует!» раскаты и «Распни!».
— В дали судеб я вижу одесную
не страшную Россию, а иную:
Россию — Русь, изгнавшую бесов,
увенчанную бармами закона —
мне все равно с царем или без трона,
но без меча над чашами весов.
Тогда для вас, умершие граждане
Руси былой, поверженной во прах,
обломанной, как жертва в алтарях,
настанет час крещенья в Иордане.
И через крест, забвенью преданы,
не оцененные моими днями, ?
все наречетесь пастырями в храме
Неопалимой Купины.
Я шла по белой дороге,
синие собирала цветы
и, кажется, молилась Богу,
чтоб он мне умереть помог.
Разве я не знала, что скоро
случится со мной беда,
что встречу волка иль вора,
иль об острый камень споткнусь,
иль укусит меня гадюка,
иль пути домой не найду,
иль, из острого вылетев лука,
стрела мою грудь пронзит?
Прохожие не понимали,
отчего я так бледна,
отчего я смеюсь так мало
и синие цветы люблю.
синие собирала цветы
и, кажется, молилась Богу,
чтоб он мне умереть помог.
Разве я не знала, что скоро
случится со мной беда,
что встречу волка иль вора,
иль об острый камень споткнусь,
иль укусит меня гадюка,
иль пути домой не найду,
иль, из острого вылетев лука,
стрела мою грудь пронзит?
Прохожие не понимали,
отчего я так бледна,
отчего я смеюсь так мало
и синие цветы люблю.
Пусть каждый окровавлен день
и смерть гребет рукою жадной,
но у домов в тени прохладной
влюбленным продают сирень.
Весна не ждет, и самый нежный
Ты светло-золотой цветок.
С тобой так ласков вихрь мятежный,
жестокий пламень не жесток.
Смиряя бушеванье бури
сердец унылых и пустых,
ты льешь прозрачный свет лазури
в разрывы далей грозовых
и смерть гребет рукою жадной,
но у домов в тени прохладной
влюбленным продают сирень.
Весна не ждет, и самый нежный
Ты светло-золотой цветок.
С тобой так ласков вихрь мятежный,
жестокий пламень не жесток.
Смиряя бушеванье бури
сердец унылых и пустых,
ты льешь прозрачный свет лазури
в разрывы далей грозовых
«Когда мы увидели феодосийские улицы, Итальянскую (главную) улицу с арками по бокам, за которыми лавочки с восточными товарами, бусами, сладостями, когда сверкнул атлас, рекой разливающийся по прилавку, и его пересек солнечный луч, золотой воздушной чадрой протянулся под арку – и когда из-под арки вышли два мусульманина, унося плохо завернутый шелк, и брызнула нам в глаза синева с плывущими розами, - бороды черней ночи показались нам со страницы Шехерезады, ветер с моря полетел на нас – из Стамбула! И мы поняли, что Феодосия – волшебный город и что мы полюбили его навсегда».
Анастасия Цветаева. Воспоминания
Памятник Александру III. 1908 год
Здание Петербургского отделения Международного банка
Итальянская улица
Феодосия в стихах поэтов Серебряного века
Максимилиан Волошин.
Феодосия, 24 августа 1919
Феодосия, 24 августа 1919
Сей древний град — богоспасаем
(Ему же имя «Богом дан») —
В те дни был социальным раем.
Из дальних черноморских стран
Солдаты навезли товару
И бойко продавали тут
Орехи — сто рублей за пуд,
Турчанок — пятьдесят за пару —
На том же рынке, где рабов
Славянских продавал татарин.
Наш мир культурой не состарен,
И торг рабами вечно нов.
Хмельные от лихой свободы
В те дни спасались здесь народы:
Затравленные пароходы
Врывались в порт, тушили свет,
(Ему же имя «Богом дан») —
В те дни был социальным раем.
Из дальних черноморских стран
Солдаты навезли товару
И бойко продавали тут
Орехи — сто рублей за пуд,
Турчанок — пятьдесят за пару —
На том же рынке, где рабов
Славянских продавал татарин.
Наш мир культурой не состарен,
И торг рабами вечно нов.
Хмельные от лихой свободы
В те дни спасались здесь народы:
Затравленные пароходы
Врывались в порт, тушили свет,
Толкались в пристань, швартовались,
Спускали сходни, разгружались
И шли захватывать «Совет».
Мелькали бурки и халаты,
И пулеметы и штыки,
Румынские большевики
И трапезундские солдаты,
«Семерки», «Тройки», «Румчерод»,
И «Центрослух», и «Центрофлот»,
Толпы одесских анархистов,
И анархистов-коммунистов,
И анархистов-террористов:
Специалистов из громил.
В те дни понятья так смешались,
Что Господа буржуй молил,
Чтобы у власти продержались
Остатки болыпевицких сил.
В те дни пришел сюда посольством
Турецкий крейсер, и Совет
Спускали сходни, разгружались
И шли захватывать «Совет».
Мелькали бурки и халаты,
И пулеметы и штыки,
Румынские большевики
И трапезундские солдаты,
«Семерки», «Тройки», «Румчерод»,
И «Центрослух», и «Центрофлот»,
Толпы одесских анархистов,
И анархистов-коммунистов,
И анархистов-террористов:
Специалистов из громил.
В те дни понятья так смешались,
Что Господа буржуй молил,
Чтобы у власти продержались
Остатки болыпевицких сил.
В те дни пришел сюда посольством
Турецкий крейсер, и Совет
С широким русским хлебосольством
Дал политический банкет.
Сменял оратора оратор.
Красноречивый агитатор
Приветствовал, как брата брат,
Турецкий пролетариат,
И каждый с пафосом трибуна
Свой тост эффектно заключал:
— «Итак: да здравствует Коммуна
И Третий Интернационал!»
Оратор клал на стол окурок…
Тогда вставал почтенный турок —
В мундире, в феске, в орденах —
И отвечал в таких словах:
— «Я вижу… слышу… помнить стану…
И обо всем, что видел, — сам
С отменным чувством передам
Его Величеству — Султану».
Дал политический банкет.
Сменял оратора оратор.
Красноречивый агитатор
Приветствовал, как брата брат,
Турецкий пролетариат,
И каждый с пафосом трибуна
Свой тост эффектно заключал:
— «Итак: да здравствует Коммуна
И Третий Интернационал!»
Оратор клал на стол окурок…
Тогда вставал почтенный турок —
В мундире, в феске, в орденах —
И отвечал в таких словах:
— «Я вижу… слышу… помнить стану…
И обо всем, что видел, — сам
С отменным чувством передам
Его Величеству — Султану».
МАРИНА ЦВЕТАЕВА
НАД ФЕОДОСИЕЙ УГАС…, 1914
Над Феодосией угас
Навеки этот день весенний,
И всюду удлиняет тени
Прелестный предвечерний час.
Захлёбываясь от тоски,
Иду одна, без всякой мысли,
И опустились и повисли
Две тоненьких моих руки.
Иду вдоль генуэзских стен,
Встречая ветра поцелуи,
И платья шёлковые струи
Колеблются вокруг колен.
И скромен ободок кольца,
И трогательно мал и жалок
Букет из нескольких фиалок
Почти у самого лица.
Иду вдоль крепостных валов,
В тоске вечерней и весенней.
И вечер удлиняет тени,
И безнадежность ищет слов.
Встречая ветра поцелуи,
И платья шёлковые струи
Колеблются вокруг колен.
И скромен ободок кольца,
И трогательно мал и жалок
Букет из нескольких фиалок
Почти у самого лица.
Иду вдоль крепостных валов,
В тоске вечерней и весенней.
И вечер удлиняет тени,
И безнадежность ищет слов.
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
ФЕОДОСИЯ, 1914
ФЕОДОСИЯ, 1914
Окружена высокими холмами,
Овечьим стадом ты с горы сбегаешь
И розовыми, белыми камнями
В сухом прозрачном воздухе сверкаешь.
Качаются разбойничьи фелюги,
Горят в порту турецких флагов маки,
Тростинки мачт, хрусталь волны упругий
И на канатах лодочки-гамаки.
На все лады, оплаканное всеми,
С утра до ночи «яблочко» поется.
Уносит ветер золотое семя,—
Оно пропало — больше не вернется.
Овечьим стадом ты с горы сбегаешь
И розовыми, белыми камнями
В сухом прозрачном воздухе сверкаешь.
Качаются разбойничьи фелюги,
Горят в порту турецких флагов маки,
Тростинки мачт, хрусталь волны упругий
И на канатах лодочки-гамаки.
На все лады, оплаканное всеми,
С утра до ночи «яблочко» поется.
Уносит ветер золотое семя,—
Оно пропало — больше не вернется.
А в переулочках, чуть свечерело,
Пиликают, согнувшись, музыканты,
По двое и по трое, неумело,
Невероятные свои варьянты.
О, горбоносых странников фигурки!
О, средиземный радостный зверинец!
Расхаживают в полотенцах турки,
Как петухи у маленьких гостиниц.
Везут собак в тюрьмоподобной фуре,
Сухая пыль по улицам несется,
И хладнокровен средь базарных фурий
Монументальный повар с броненосца.
Пиликают, согнувшись, музыканты,
По двое и по трое, неумело,
Невероятные свои варьянты.
О, горбоносых странников фигурки!
О, средиземный радостный зверинец!
Расхаживают в полотенцах турки,
Как петухи у маленьких гостиниц.
Везут собак в тюрьмоподобной фуре,
Сухая пыль по улицам несется,
И хладнокровен средь базарных фурий
Монументальный повар с броненосца.
Идем туда, где разные науки
И ремесло — шашлык и чебуреки,
Где вывеска, изображая брюки,
Дает понятье нам о человеке.
Мужской сюртук — без головы стремленье,
Цирюльника летающая скрипка
И месмерический утюг — явленье
Небесных прачек — тяжести улыбка.
Здесь девушки стареющие в челках
Обдумывают странные наряды
И адмиралы в твердых треуголках
Припоминают сон Шехерезады.
Прозрачна даль. Немного винограда.
И неизменно дует ветер свежий.
Недалеко до Смирны и Багдада,
Но трудно плыть, а звезды всюду те же.
И ремесло — шашлык и чебуреки,
Где вывеска, изображая брюки,
Дает понятье нам о человеке.
Мужской сюртук — без головы стремленье,
Цирюльника летающая скрипка
И месмерический утюг — явленье
Небесных прачек — тяжести улыбка.
Здесь девушки стареющие в челках
Обдумывают странные наряды
И адмиралы в твердых треуголках
Припоминают сон Шехерезады.
Прозрачна даль. Немного винограда.
И неизменно дует ветер свежий.
Недалеко до Смирны и Багдада,
Но трудно плыть, а звезды всюду те же.
МИХАИЛ САРАНДИНАКИ,
начальник Феодосийской метеорологической станции
ФЕОДОСИЯ, 1916
Пологие холмы, пустующие склоны,
Обрывы голые,
немые жертвы бурь,
И Митридата белые колонны,
И неба ясного спокойная лазурь.
Ардавда, древняя колония Эллады,
Ты приютилася у этих берегов;
За твой привет,
среди морской прохлады,
Тебя назвали "Дар богов".
Кучук-Стамбул была у оттоманов,
В дни генуэзцев Кафою звалась,
И после бурь и тягостных туманов
Вновь "Феодосиею" осталась.
И древности былой заветы,
В надгробных надписях
спокойная печаль.
И стен и башен силуэты.
Прошедшей старины
священная скрижаль.
В дни генуэзцев Кафою звалась,
И после бурь и тягостных туманов
Вновь "Феодосиею" осталась.
И древности былой заветы,
В надгробных надписях
спокойная печаль.
И стен и башен силуэты.
Прошедшей старины
священная скрижаль.
ЭМИЛЬ МИНДЛИН
ФЕОДОСИЯ, 1920
Здесь башнями пленяют генуэзскими
и стройными колоннами домов,
старинными тускнеющими фресками
и линиями нежными холмов.
Торгующие древними монетами
над полками скучают торговцы...
Спокойные мечети с минаретами,
и с статуями строгими дворцы...
С руинами и пышными чертогами
с смешением наречий и имен,
с мечетями, церквами, синагогами,
с легендами исчезнувших племен...
Уютные, приветливые гавани...
В них медленно колышутся суда,
рассказывая ласково о плаваньи...
И синяя, тяжелая вода...
Угадываю прошлое Киммерии,
истории героев, что прошли...
Отсюда ведь с столицами Империи
сугдейские сносились корабли!
с смешением наречий и имен,
с мечетями, церквами, синагогами,
с легендами исчезнувших племен...
Уютные, приветливые гавани...
В них медленно колышутся суда,
рассказывая ласково о плаваньи...
И синяя, тяжелая вода...
Угадываю прошлое Киммерии,
истории героев, что прошли...
Отсюда ведь с столицами Империи
сугдейские сносились корабли!
ГЕОРГИЙ ШЕНГЕЛИ
ФЕОДОСИЯ, 1919
О, эти переулочки с уютными фонтанами,
решетчатыми окнами и плитной мостовой!
О, тень благоуханная под нежными каштанами,
Узорчато объятыми густою синевой!Впиваю воскрешенную, изнеженную Геную,
развеявшую в воздухе неуловимый прах, о
осевший утопленною акацийною пеною
на этих изогнувшихся морщинистых горах.А жившие, забытые в ажурных этих домиках,
они вдыхали запахи каких еще эпох -улыбчивые, пьяные, как в стихотворных томиках
среди листов оставшийся неулетевший вздох?
И, знаю, сберегаются вдаль уходящим временем
то в книгах, то в надгробиях ряды тяжелых слов,
и есть края, где зыблются как тонким, звонким
стременем одни очарования и аромат веков.АЛЕКСАНДР СОКОЛОВСКИЙ
ЧАСЫ ГЕНУЭЗСКИЕ, 1920
Vulnerant omnes, necat ultima.Остановись. Не подымая глаз,
внимай. Молчи. Каким подвержен силам
сей камень, что влачит тяжелый глас
в чудесном соответствии светилам?
Рука времен прекрасный правит ход,
подъемлет гири, маятник качает,
за часом час послушливо идет, -
все ранят, и последний - убивает.ам?
И человек, бледнея, внемлет зов,
и, взор подъемля, видит, изумленный,
огромный шар на лапах мощных львов
в гудящее пространство вознесенный.
И только львы спокойствие хранят,
настороженно грохоту внимая,
и с мудрым безразличием глядят,
дымящиеся пасти разевая.
и, взор подъемля, видит, изумленный,
огромный шар на лапах мощных львов
в гудящее пространство вознесенный.
И только львы спокойствие хранят,
настороженно грохоту внимая,
и с мудрым безразличием глядят,
дымящиеся пасти разевая.
К сожалению, мы не знаем, как выглядели часы Кафы. Часы на башне Криско (Христа) служили одним из символов богатства и могущества Кафы. На фотографии - башня Криско в центре.
Феодосия начала ХХ века глазами современников
Цветаева Анастасия (1894-1993). Воспоминания. – Изд. второе, доп. – М. : Советский писатель, 1974. – 544 с., [8] л. ил.: портр.
Марина и Анастасия Цветаевы в начале прошлого века часто гостили в Коктебеле (у Макса Волошина) и в Феодосии. Обе сестры были влюблены в «город из сказок Гауфа» - такой Феодосия казалась Марине. Судьба старшей сестры сложилась трагически, а ее сестра - Анастасия Ивановна - прожила долгую жизнь, часто возвращаясь в любимые места молодости. В возрасте 80-ти лет она приезжала к нам, в Феодосию, и 27 октября 1974 года, встречаясь с читателями Центральной библиотеки им. А. Грина, подарила свои «Воспоминания» с интереснейшей надписью: «В феодосийскую им. А. Грина библиотеку – 2-ое издание книги, где есть строки о Феодосии и о Грине (см. стр. 465) , с просьбой внести в инвентарь, только в читальню, а НА ДОМ ЧИТАТЕЛЯМ НЕ ДАВАТЬ» . А. Цветаева.
Воспоминания о Максимилиане Волошине / [Сост. и коммент. Купченко В. П., Давыдова З. Д.; Вступ. ст. Л. Озерова, с. 5-26]. - М. : Сов. писатель, 1990. - 717,[1] с., [33] л. ил.
Цель сборника — воссоздать образ Максимилиана Волошина, поэта, художника, мыслителя. Эти грани художнических и духовных интересов Волошина передают три его автобиографии. Они составляют особый его раздел, где читатель найдет также и хронологическую канву жизни и творчества поэта. В воспоминаниях современников представлены важнейшие этапы его жизненного пути в трех последующих разделах: от детских лет Волошина до 1917 года; годы революции и гражданской войны; и, наконец, в разделе, завершающем книгу, рассказывается о периоде, связанном с созданием Дома поэта — главного детища Волошина в сфере его многообразных интересов и увлечений.
Читатель познакомится с различными событиями и эпизодами жизни Волошина, порой малоизвестными или воспринимаемые современниками поэта по-разному. Так сталкиваются подчас полярные взгляды М. Цветаевой и И. Бунина, Г. Шенгели и А. Амфитеатрова... Читатель найдет в сборнике и воспоминания людей, чуждых Волошину, не понимавших его и даже ему враждебных; это образцы довольно частого восприятия фигуры поэта в обывательской среде. Всегда стремившийся “быть, а не казаться”, Волошин слишком многих раздражал своеобычной внешностью и поведением.
Читатель познакомится с различными событиями и эпизодами жизни Волошина, порой малоизвестными или воспринимаемые современниками поэта по-разному. Так сталкиваются подчас полярные взгляды М. Цветаевой и И. Бунина, Г. Шенгели и А. Амфитеатрова... Читатель найдет в сборнике и воспоминания людей, чуждых Волошину, не понимавших его и даже ему враждебных; это образцы довольно частого восприятия фигуры поэта в обывательской среде. Всегда стремившийся “быть, а не казаться”, Волошин слишком многих раздражал своеобычной внешностью и поведением.
Читать
Марина Цветаева в воспоминаниях современников. Мгновений след : мемуары / Изд. подгот. Л. А. Мнухин. - Москва : Вагриус, 2006. - 496 с. : ил.
Сборник мемуаров о Марине Цветаевой охватывает более сорока лет жизни поэта - от ее детства до трагического конца. Очень разные по своему содержанию, они создают объемный, удивительно живой портрет. Что-то уже публиковалось и раньше, и все-таки, собранные воедино свидетельства о жизни Цветаевой, производят ошеломляющее впечатление.
К периоду Феодосии Серебряного века относятся воспоминания художницы Елизаветы Кривошапкиной "В Феодосии" - зима 1913-1914. Е. Кривошапкина (урожденная Редлих), в доме брата ее отца Редлиха Рудольфа Морицовича, фотографа и художника-любителя, Марина поселилась с мужем - Сергеем Эфроном и их первой дочерью - Ариадной (Алей).
К периоду Феодосии Серебряного века относятся воспоминания художницы Елизаветы Кривошапкиной "В Феодосии" - зима 1913-1914. Е. Кривошапкина (урожденная Редлих), в доме брата ее отца Редлиха Рудольфа Морицовича, фотографа и художника-любителя, Марина поселилась с мужем - Сергеем Эфроном и их первой дочерью - Ариадной (Алей).
Читать
Необыкновенные собеседники [Текст] : литературные воспоминания. - 2-е изд., испр. и доп. - Москва : Советский писатель, 1979. - 559 с. : портр.
«Необыкновенные собеседники» - это даже не воспоминания о людях, с которыми встречался Э. Миндлин. Хотя о них - в первую очередь. Это больше воспоминания об эпохе. Писатель и журналист Эммануил Миндлин пишет о своих замечательных современниках - Волошине, Цветаевой, Мандельштаме и многих других. Необыкновенно передана атмосфера театральных и литературных диспутов двадцатых годов, поэтических кафе, в том числе и феодосийского "ФЛАК":
"Во «Флаке» я и познакомился с Максимилианом Волошиным. Он был в черном пальто поверх костюма с брюками до колен и в толстых чулках, в синем берете. Это произошло Днем в полутемном подвале, когда столики были сдвинуты в сторону, а в части подвала, свободной от столиков, собрались «свои» — поэты, художники, и среди них Мандельштам".
"Во «Флаке» я и познакомился с Максимилианом Волошиным. Он был в черном пальто поверх костюма с брюками до колен и в толстых чулках, в синем берете. Это произошло Днем в полутемном подвале, когда столики были сдвинуты в сторону, а в части подвала, свободной от столиков, собрались «свои» — поэты, художники, и среди них Мандельштам".
Мандельштам О. Э. Феодосия (1923-1924): [Начальник порта. Старухина птица. Бармы закона. Мазеса да Винчи] / О. Э. Мандельштам. Сочинения. В 2-х т. Т. 2. Проза. - М. : Худож. лит. 1990. - С. 50-58.
Феодосии Мандельштам посвятил четыре рассказа: "Начальник порта, "Старухина птица", "Бармы закона" и "Мазеса да Винчи". С начальником Феодосийского порта - Александром Александровичем Новинским, капитаном II ранга, поэт был знаком еще с 1917 г.
Мандельштам называл Мазесом да Винчи феодосийского художника Моисея Гурвича, взявшего псевдоним Мазес. Именно Мазес расписал подвал, где располагался ФЛАК, персидскими миниатюрами.
Феодосия времени Гражданской войны - Итальянская улица, Карантинная слободка, а еще - поэт-полковник Цыгальский - все это в рассказах "Старухина птица" и "Бармы закона".
Мандельштам называл Мазесом да Винчи феодосийского художника Моисея Гурвича, взявшего псевдоним Мазес. Именно Мазес расписал подвал, где располагался ФЛАК, персидскими миниатюрами.
Феодосия времени Гражданской войны - Итальянская улица, Карантинная слободка, а еще - поэт-полковник Цыгальский - все это в рассказах "Старухина птица" и "Бармы закона".
"Чтобы понять, чем была Феодосия при Деникине-Врангеле, нужно знать, чем была она раньше. У города был заскок — делать вид, что ничего не переменилось, а осталось совсем, совсем по-старому. В старину же город походил не на Геную, гнездо военно-торговых хищников, а скорей на нежную Флоренцию. В обсерватории, у начальника Сарандинаки, не только записывали погоду и чертили изотермы, но собирались еженедельно слушать драмы и стихи как самого Сарандинаки, так и других жителей города. Сам полицмейстер однажды написал драму. Директор Азовского банка — Мабо был более известен как поэт. А когда Волошин появился на щербатых феодосийских мостовых в городском костюме: шерстяные чулки, плисовые штаны и бархатная куртка, — город охватывало как бы античное умиленье и купцы выбегали из лавок".
Осип Мандельштам. Начальник порта
В начале 1920-го года Деникин переезжает в Феодосию. Его ставка находилась в гостинице “Астория”, где он проживал с супругой и дочерью. Разуверившись в своих силах, он отказался от командования, передав свои дела генералу Врангелю, принявшему их в Феодосии.
Библиографические указатели
Информационно-библиографический указатель / сост. и оформл. Т.Гурьевой, гл.библиограф ЦГБ им.А.Грина. - Феодосия : ЦГБ им. А. Грина, 2017
Литературные общества Феодосии начала ХХ века
Буклет
Информационно-библиографический указатель-буклет / сост. и оформл. Т. Гурьевой, гл. библиограф ЦГБ им. А. Грина. - Феодосия, 2016
Их имена в истории Феодосии. Выпуск 2. Киммерия Серебряного века
Буклет
Биобиблиографический дайджест / Сост и макет Т. Гурьева, главный библиограф ЦГБ им. А. Грина . – Феодосия : ЦГБ им. А. Грина. – 16 с.; ил.
Дом, который построил Макс… и подарил его людям
Дайджест
Информационно-библиографический буклет / сост. Т. Гурьева, гл. библиограф ЦГБ им. А. Грина. - Феодосия : МКУК "ЦБС"; ЦГБ им. А. Грина, 2019. - 4 с.
Феодосия Марины Цветаевой
Буклет
К 130-летию со дня рождения : Информационно-библиографический указатель / Т. Гурьева, гл. библиограф ЦГБ им. А. Грина. - Феодосия : МКУК «ЦБС, 2021. 8 с.
Путешествие по следам Осипа Мандельштама в Феодосии
Буклет
Информационно-библиографический указатель / сост. и оформл. Т. Гурьева, гл. библиограф ЦГБ им. А. Грина. – Феодосия : МКУК «ЦБС; Центральная городская библиотека им. А. Грина, 2021. – 8 с.
Киммерийские приключения Николая Гумилева
Буклет
Республика Крым, город Феодосия, улица Кирова, 2 Центральная городская библиотека им. А. Грина
Феодосийская Центральная городская библиотека им.А.Грина – крупнейшее книжное собрание города - 80 000 единиц, постоянно пополняется новыми изданиями. Фонд библиотеки универсальный и содержит книги по всем отраслям знаний. Художественные произведения насчитывают 35 тысяч экземпляров. Фонд краеведческой литературы (Крым и Феодосия) включает 6825 изданий.
Лонгрид подготовила Т. Гурьева, главный библиограф ЦГБ им. А. Грина
