"Паустовский - поэт, распятый на кресте прозы", - говорил Михаил Пришвин.
Константин Георгиевич Паустовский, странник, пилигрим, перепробовавший в жизни много профессий: брата милосердия, рабочего, рыбака, учителя, журналиста, определил Крым, как «место, где хотелось остановить время, чтобы не терять ощущение молодости».
«Впервые я понял, как прекрасна эта земля, омытая одним из самых праздничных морей земного шара».
Крым Паустовский называл своей литературной колыбелью, именно здесь родились его первые стихи, когда в 1906 году четырнадцатилетний киевский гимназист Костя отправился с родителями отдыхать на полуостров. С тех пор Паустовский не расстается с Крымом, возвращаясь сюда вновь и вновь. Первыми городами, которые будущий писатель увидел с борта корабля, были Ялта и Севастополь. Ни об одной географической точке своей огромной страны Константин Паустовский не сказал так пронзительно, как о Севастополе. «Мне пришлось видеть много городов, — пишет он в «Беспокойной юности», — но лучшего города, чем Севастополь, я не знаю». Писателем воспеты и опоэтизированы бухты этого города, Исторический бульвар, Корабельная и Северная стороны, Херсонес Таврический.
Сюжет книги:
Фантазер и мечтатель писатель Гарт сбегает из серой и дождливой Москвы в Севастополь. Здесь никто и ничто не сможет помешать ему полностью погрузиться в вымышленный им мир пиратов и бродяг, которым в дальнейшем суждено стать героями его рассказов. Он живет у старого метеоролога Юнге и общается с севастопольскими детьми. Он читает старые книги, наслаждается жизнью морского города и изучает людей и ураганы. Вместе с Гартом, чья фамилия созвучна с фамилией Грин, читатель любуется городом, погружается в мир маленького рыбачьего городка, изучает историю лейтенанта Шмидта и познает, насколько коварны горы. Гарт остается безнадежным романтиком и уверен в том, что чудесное и необыкновенное всегда рядом, нужно просто повнимательнее посмотреть вокруг себя.
| Читать |
В 1916 году Екатерина Загорская — невеста Константина Георгиевича — преподаёт французский в севастопольских коммерческом и мореходном училищах. В марте предреволюционного года в письме из Таганрога Паустовский обращается к невесте со словами: "Севастополь для меня теперь вторая родина. Если будешь свободна, пойди в Херсонес, туда, где так шумит море". На десятилетия античное городище прочно войдёт в жизнь и творчество писателя.
Прогуливаясь по Херсонесу, среди древних развалин, и созерцая останки базилик, Паустовский поражался той особой вековой тишине, нарушаемой лишь плеском прибрежных волн.
"...Мы обошли Херсонесский полуостров до Балаклавы. Мы беседовали с огородниками, жившими в каменных гробницах греческого некрополя. Огородники спали на лежанках, устроенных сотни лет назад для мертвецов. Они рассказывали нам о подземных ворах и подделывателях древних монет. В первые годы раскопок Херсонесский полуостров кишел подземными ворами. Они расхищали могилы и пропивали находки в матросских кабаках на Корабельной стороне. Больше всего ценились тонкие золотые пластинки — ими во времена древнего Херсонеса закрывали умершим глаза и рты..."
В Балаклаву К. Паустовский приехал на отдых летом 1929 года с женой Екатериной Степановной и сынишкой Вадимом. Они поселились на теперь уже бывшей даче графа Апраксина. В то время стены московской квартиры писателя украшали старинные гравюры с изображением бухт, скалистых берегов, крепостей и маяков. На тронутых желтизной от времени полях читались надписи на французском: «Лиссабон», «Малага», «Вальпараиссо»… После поездки в Балаклаву рядом с гравюрами нашлось место фотографии. На ней запечатлён вход в Балаклавскую бухту – таким, каким он открывался из окон и террасы дачи беглого графа. На скалах по сторонам узкой горловины лагуны, по утверждению Константина Паустовского, жили Сцилла и Харибда.
"Было дело в германскую войну, Я рыбалил в Балаклаве с пиндосами. Ловля была плохая, В море далеко не сунешься, а в бухте рыбы нет и нет, — чистое наказанье!
Однако темной ночкой нагнало, на наше счастье, кефаль. Забила она бухту так густо, что весло вставишь — оно торчком стоит и само идет по воде. Но нет возможности ту кефаль ловить. Нету в Балаклаве морского червя, а она на него одного и берет.
Подался я до Инкермана...
...Вся грязь с лимана раскидана круг меня по балочке, и в той грязи червя — многие миллионы. Собрал я его два ведра, воротился в Балаклаву, и взяли мы неслыханную силу кефали. А я три года был глухой на левое ухо — грязь мне взрывом в ухо набило. Вот какое дело, рыбачки!"
| Читать |
Летом 1906 г. Паустовский прожил несколько месяцев в малолюдной Алуште. Много гулял по окрестностям, взбирался на Чатыр-Даг. Картины Алушты читатель увидит в рассказе «Лихорадка».
В бразильской сельве, где нет звезд, на плантации партия рабочих под руководством русского инженера-химика режет каучук. Людей поразила лихорадка, от которой пятидесятилетние бородачи плакали, как грудные дети. И, казалось, что желтая смерть не оставляет шанса никому, но… инженер Миронов подумал и принял решение.
«…В Крыму Миронов жил около Алушты в пустынной даче на берегу. Был сентябрь. Желтели магнолии, на коричневых сухих виноградниках весь день лаяли привязанные у шалашей собаки. Доносились гортанные голоса сторожей, и снова в осенней тишине, в неторопливых днях блистало море, шуршали на пляже крабы, и ржавые водоросли путались в ногах. Вода стала жгучей и крепкой, как йод…».
Во время Первой мировой войны, в 1916-м, Паустовскому второй раз довелось побывать в Крыму. Писатель на пути в Севастополь день проводит в Бахчисарае, посещает дворец, Чуфут-Кале. "Только один день" - так называется глава во второй автобиографической повести "Беспокойная юность", посвященная этой поездке.
Во время своих поездок писатель познакомился с Екатериной Загорской (1889-1969). Когда она жила в Крыму, жительницы татарской деревушки прозвали её Хатидже, так же называл её и Паустовский. В 1916 году пара обвенчалась.
"В Бахчисарае на вокзале Хатидже не было. Мы взяли извозчика и поехали в город. Солнце накалило шоссе. У оград сидели и гнусаво молились нищие – татары в цветном тряпье.
Бахчисарай лежал, как груда черепицы, в желтом ущелье, в садах. Сочилась вода в фонтанах, и небо опрокинулось черной чашей.
Около городской стены, в кривой уличке, среди пыльного плюща я увидел Хатидже...
...За нами, не отставая, бродил равнодушный проводник-татарин и приставал, обещая показать Чуфут-Кале и пушкинский фонтан слез".
Куда бы Паустовский не отправлялся, он составлял очерки, чаще короткого размера. Особых творческих изысков не прилагал, говорил по существу, выражая собственное мнение об увиденном. Впервые очерки о странствиях стали выходить в газете «Моряк». Там же за 1925 год размещена статья «Керчь» (другое название «На предгорьях Крыма»).
Очерк включен в первую книгу К. Паустовского "Морские наброски", вышедшую крошечным тиражом в 1925 году в Москве. В собрание сочинений К. Г. Паустовского эти очерки объединены в одну главу - "Письма с пути".
"На базаре около белой церкви, на узких и уютных уличках, в кофейнях, во всех этих «Севастополях», «Босфорах» и «Корфу» пахнет пыльной акацией, цветами, фаршированным перцем и копченой, бурой от золотого жира кефалью и селедкой.
Керчь хороша своей рыбой, арбузами, табаком и пустынностью. Рыба идет осенью, когда штормы густо солят прибрежные улицы рассолом прибоя и пролив не виден в тумане, идет влажными, трепещущими косяками, путаясь в бесчисленных заштопанных сетях.
Зимой оживают коптильные заводы и сырые корпуса табачных фабрик, где горло дерет шершавая и пряная табачная пыль".
| Читать |
Разворот Южного берега, амфитеатр Ялты покорил Паустовского во время его первого путешествия в Крым еще мальчиком в 1906 году. Ялта, колоритная, знойная и удивительно красивая, всегда была излюбленным местом отдыха выдающихся русских писателей и поэтов. Новый этап литературной жизни города начался в 1934 году, когда на территории имения промышленника и мецената Эрлангера открыли Дом творчества Литфонда. Завсегдатаем его был и Константин Паустовский. Бродил по городу, спускался к морю, считал, что в Ялте к нему возвращалась молодость. Среди любимых мест, конечно, дом Чехова. Здесь он написал «Золотую розу», «Горсть крымской земли», «Созвездие Гончих Псов».
"В Ялту "Пестель" пришел в девять часов вечера. Город был тих и черен. С окраин долетали одиночные винтовочные выстрелы.
На молу было пусто. Лужи рябили от ветра, валялись разбитые бочки от кислой капусты, и бродили, закинув винтовки за плечо, озябшие часовые в обмотках.
Пассажирам объявили, что "Пестель" простоит в Ялте до утра, так как ночью идти из-за мин опасно. Желающие могут спуститься на мол, чтобы размять ноги, но в город выходить рискованно. Нет света, и к тому же на первом перекрестке могут остановить и раздеть, а то и убить бандиты".
| Читать |
"Мы брели вдоль аркад, и Берг вспоминал стихи Волошина, уроженца Феодосии:
И беден, и не украшен
Мой древний град —
В венце генуэзских башен,
В тени аркад.
Генуэзские башни, носившие имена римских пап, современников Данте, были скрыты от нас темнотой. Прошлое Феодосии лежало мраморными розовыми плитами в тесных и заполненных ночью залах маленького музея.
Музей был, конечно, закрыт. Около его дверей сидела худая женщина с корзиной рыбы. Она спозаранку шла на базар, присела на стертые ступени и закурила. От рыбы шел запах мокрого песка. Чешуя блестела под желтой угольной лампой, горевшей над дверью.
— Рыба нам дорого стоит, — сказала женщина. — Рыбацкая жизнь зимой опасная. Шторма такие тяжелые, — бьют всю ночь, пока вынимаешь сети. Я сама рыбачка, колхозница, натерпелась этих ночей, этой морской страсти, рада покурить на берегу. А вы кто же такие?
Мы ответили.
— Значит, жадность у вас все знать, — сказала печально рыбачка. — Город наш древний, хороший город, — каменный, летом очень теплый, только опустелый".
| Читать |
Впервые я понял, как прекрасна эта земля, омытая одним из самых праздничных морей земного шара.
"Я давно слышал, что берега Коктебеля славятся камнями, но не думал, что их так много. Я брал на берегу горсть камешков, пересыпал их на ладони и почти всегда находил несколько халцедонов, сердоликов, горных хрусталей и зеленых камешков, покрытых разноцветными слоистыми кольцами и носивших название ферлямпиксов.
Особенно много было серого мрамора и зеленого малахита с белыми и черными жилками. Они создавали на камнях удивительные пейзажи — утесы, прибои и цепи гор".
"Вся местность вокруг была полна дикости и величия. Это придавало ей таинственность, от которой у детей пересыхает горло, а у взрослых появляется на лице выражение суровости и восторга.
Стены Кара-Дага смыкались, образуя тесные бухты, — не полукруглые, как обыкновенно, а стиснутые плоскостями гранита многоугольники разнообразных размеров и форм".
| Читать |
Лес уже опадал. Колеи были засыпаны рыжими листьями. Кое-где еще цвели маленькие желтые одуванчики, но вся трава уже высохла. Черные стволы буков обвивал свежий плющ. Его зеленые листья перемешивались с багровой осенней листвой. Казалось, что на плюще сидят сотни красных бабочек.
Мы с Гартом пошли в Старый Крым, за восемнадцать километров от Коктебеля, чтобы посмотреть развалины первой столицы Крыма – Солхата. Они еще сохранились в Старом Крыму.
Маленький белый город лепился на последних отрогах Крымских гор. Вековые ореховые деревья протягивали серные ветви над черепичными крышами. V подножия деревьев сидели сонные старики. Они торговали овощами и дешевыми феодосийскими папиросами".
| Читать |
Любимый писатель Константина Паустовского
Знаете ли вы, кто открыл для нас, читателей, романтика Александра Грина? За то, что уже не одно поколение читает и перечитывает "Алые паруса", нужно сказать спасибо писателю Константину Паустовскому.
Грин писал почти все свои вещи в оправдание мечты. Мы должны быть благодарны ему за это. Мы знаем, что будущее, к которому мы стремимся, родилось из непобедимого человеческого свойства - умения мечтать и любить.
Во времена моей юности все мы, гимназисты, зачитывались выпусками "Универсальной библиотеки". Это были маленькие книги в желтой бумажной обложке, напечатанные петитом. Стоили они необыкновенно дешево...
Русских писателей "Универсальная библиотека" печатала только в виде исключения. Поэтому, когда я купил очередной выпуск со странным названием "Синий каскад Теллури" и увидел на обложке имя автора - Александр Грин, - то, естественно, подумал, что Грин иностранец.
В книге было несколько рассказов. Помню, я открыл книгу, стоя около киоска, где я ее купил, и прочел наугад:
"Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисе..."
Я читал, стоя в тени цветущего киевского каштана, читал не отрываясь, пока не прочел до конца эту причудливую, как сон, необыкновенную книгу.
"Когда я узнал, что Грин русский и что зовут его Александр Степанович Гриневский, то не был этим особенно удивлен. Может быть, потому, что Грин был для меня к тому времени явным черноморцем, представителем в литературе того племени писателей, к которому принадлежали и Багрицкий, и Катаев, и многие другие писатели-черноморцы.
Удивился я, когда узнал биографию Грина, узнал его неслыханно тяжкую жизнь отщепенца и неприкаянного бродяги. Было непонятно, как этот замкнутый и избитый невзгодами человек пронес через мучительное существование великий дар мощного и чистого воображения, веру в человека и застенчивую улыбку. Недаром он написал о себе, что "всегда видел облачный пейзаж над дрянью и мусором невысоких построек".
"Грин писал почти все свои вещи в оправдание мечты. Мы должны быть благодарны ему за это. Мы знаем, что будущее, к которому мы стремимся, родилось из непобедимого человеческого свойства - умения мечтать и любить".
| Читать |
Авторы книги отобрали наиболее известные имена русской литературы, среди них и рассказ о крымских страницах жизни Константина Георгиевича Паустовского, который называл полуостров "землей покоя, размышлений и поэзии".
Константин Паустовский
